Font Size

Cpanel

Развод по-американски: победы и провалы мейджоров США в российской нефтянке

pusenkova2

В конце февраля 2018 года произошло знаковое событие: ExxonMobil объявил, что покидает совместные с Роснефтью шельфовые проекты в Арктике и Черном море из-за санкций, введенных США и Евросоюзом. После этого у мейджора, который пришел в нашу страну в самом начале рыночных реформ, в России останется практически только доля в Сахалине-1. Такой поворот событий был ожидаем, ведь в 2017 году Вашингтон расширил действие антироссийских санкций, распространив их на новые нефтяные проекты, в которых участие российских компаний превышает 33%.

Но как всегда при разводе давних партнеров возникает вопрос: кто больше пострадал из-за разрыва? И как в целом складывалась их совместная жизнь до введения санкций и после них?

Дела давно минувших дней

Ситуация с участием американских нефтяных компаний в российской нефтянке вовсе не однозначна. С одной стороны, американские мейджоры практически первыми из иностранцев попытались закрепиться в нашей нефтегазовой промышленности. С другой – результаты их деятельности в России гораздо скромнее, чем можно было бы ожидать, учитывая огромный потенциал американских нефтяников, и несостоявшихся проектов у них оказалось намного больше, чем реализуемых. Почему так получилось?

Чтобы ответить на этот вопрос, давайте вспомним прошлое. В 1990-х годах, когда начались рыночные реформы, российское правительство стало разрабатывать законодательство в нефтегазовой сфере (законы о недрах, о континентальном шельфе РФ, о соглашениях о разделе продукции, об иностранных инвестициях в РФ и пр.). Оно пыталось, правда, не особо успешно, создать благоприятный инвестиционный режим, чтобы привлечь глобальных инвесторов в отрасль: позволило иностранцам участвовать в приватизации российских нефтяных компаний, способствовало созданию совместных предприятий с международным капиталом…

Ведь когда поднялся «железный занавес», в нашу нефтянку устремились и крупные международные корпорации, и мелкие неизвестные фирмы, которые видели в стране своего рода Клондайк, политически более стабильный, чем Ближний Восток, с квалифицированной и относительно дешевой рабочей силой. К 1992 году в России пытались закрепиться почти 150 энергетических компаний из 25 стран, а к 1993 году было создано 75 совместных предприятий с участием 60 иностранных нефтяных корпораций. И американцы – Arco, Amoco, Conoco, Chevron, Exxon, Mobil, Texaco и др. – стали первопроходцами.

Российским нефтяникам от иностранных компаний тогда нужны были деньги, современные технологии, управленческий опыт и помощь с выходом на зарубежные рынки.

Но взаимное разочарование было неизбежно. Иностранные компании столкнулись с российской бюрократией и коррупцией, политической непредсказуемостью, неблагоприятным инвестиционным климатом, грязными (а иногда и кровавыми) корпоративными разборками, стремительно меняющимися правилами игры, отсутствием защиты прав собственности. При этом сами они, по мнению россиян, не упускали возможности попользоваться бедственным положением отрасли и неискушенностью российских партнеров в международных делах. Они зачастую сильно затягивали реализацию проектов, жалуясь на тяжелые условия работы в России и настаивая на введении стабильного правового режима.

Типичный пример - история с Amoco и Приобским месторождением. Лицензия на северный участок Приобского месторождения с 1993 года принадлежала Юганскнефтегазу. С освоением его правого берега возникали проблемы, поскольку большую часть года он представлял собой сплошное болото. Для разработки нужны были передовые технологии и около 12 млрд.долл., поэтому к проекту решили привлечь иностранного инвестора. В 1993 году международный тендер выиграла Amoco. Американцы собирались работать на Приобском исключительно в режиме СРП и пять лет вели переговоры с правительством, стараясь выбить более выгодные для себя условия. Они вложили в Приобское 100 млн.долл. и сетовали, что запросы ЮКОСа постоянно менялись. Между тем проект простаивал, и шансы на компромисс между российской и американской компаниями быстро таяли. А потом слились ВР и Amoco, и в 1999 году BPAmoco официально объявила о выходе из проекта. В итоге ЮКОС пригласил сервисные компании Schlumberger и Kvaerner и стал самостоятельно осваивать Приобское.

Американцы стали и первыми иностранными акционерами российских нефтяников: когда в 1995 году ЛУКОЙЛ выпустил конвертируемые облигации с нулевым купоном, ARCO приняла участие в эмиссии, приобретя ценных бумаг на 250 млн.долл. и став совладельцем ЛУКОЙЛа с 7.99%. В феврале 1997 года партнеры образовали СП ЛукАрко, планируя сообща искать привлекательные возможности в России и за рубежом. В России поиски успехом не увенчались, зато СП купило 5% в казахской TengizChevroil и 12.5% в Каспийском трубопроводном консорциуме. Но в 2000 году ARCO также была приобретена ВР America, которая получила 7.99% ЛУКОЙЛа. Затем в 2003 году ВР вышла из капитала ЛУКОЙЛа, а в 2009 – и из ЛукАрко, и ЛУКОЙЛ выкупил ее долю в СП.

В 1990-е годы американским компаниям пришлось испытать все прелести стремительно меняющихся правил игры в российской нефтянке. В 1993 году были выставлены на конкурс блоки Сахалина-3. Киринский блок достался Mobil и Texaco для ведения геологоразведки и разработки на условиях СРП, а Восточно-Одоптинский и Айяшский - Exxon. Но в мае 1996 администрация Сахалина и Сахалинморнефтегаз стали требовать и у Mobil, и у Texaco, чтобы те ввели в проект российского партнера. Эти требования нарушали условия тендера, по которым западные компании имели право осуществлять проект самостоятельно. Но протесты американских мейджоров против подобного правового произвола привели бы к тому, что региональные власти стали бы ставить им палки в колеса. В итоге в 1997 году Mobil и Texaco пришлось уступить треть проекта Роснефти и Сахалинморнефтегазу. Но это было только начало бед для американцев по Киринскому блоку.

В 1990-е годы участие иностранцев в разработке российских нефтегазовых месторождений сопровождалось громкими скандалами. Например, в октябре 1996 года в Архангельске прошел первый этап международного тендера на освоение Центрально-Хорейверской впадины в Тимано-Печоре. Зарубежным участникам было предложено сформировать консорциумы с российскими компаниями, чтобы выйти на второй этап. Роснефть создала альянс с Архангельскгеолдобычей и Amoco, а КомиТЭК пригласила Total и Norsk Hydro. Exxon же не стал вступать ни в какие консорциумы и победил: тендерная комиссия сочла его предложение самым выгодным. Роснефть и КомиТЭК бросились опротестовывать результаты тендера, но комиссия проигнорировала их возражения.

Однако американская компания не намеревалась начинать работы на месторождении до широкомасштабного введения режима СРП. Администрация Ненецкого автономного округа (НАО) настаивала, чтобы Exxon немедленно приступал к разработке при существующем налоговом режиме, но мейджор твердо стоял на своем. В конечном итоге в августе 1997 года Виктор Орлов, тогдашний министр природных ресурсов, и Владимир Бутов, тогдашний руководитель НАО, подписали распоряжение о признании результатов тендера недействительными. Терри Кунц, бывший в то время президентом Exxon Ventures CIS, направил письмо Виктору Черномырдину, где подчеркнул, что пересмотр результатов тендера может иметь негативные последствия не только для будущего участия Exxon в российских проектах, но и для притока иностранных инвестиций в Россию в целом. Данный вопрос был включен в повестку дня 9-й сессии комиссии Гор-Черномырдин, но она так и не смогла «разрулить» ситуацию.

Эта комиссия уделяла большое внимание работе иностранных (особенно американских) компаний в российской нефтянке и развитию энергетического сотрудничества; она стремилась стимулировать приток американских инвестиций в российский ТЭК. Так, в ходе визита премьера Виктора Черномырдина в США был подписан контракт по проекту Сахалин-21 . Результатом деятельности комиссии стало и СРП по Сахалину-1. Был также решен вопрос об участии Chevron в Каспийском трубопроводном консорциуме. Но в целом результаты ее работы не особенно впечатляют: слишком уж много неразрешимых проблем возникало у инвесторов США в российской нефтянке.

Американские пионеры

С начала 1990-х две российские компании – ЛУКОЙЛ и Роснефть – наиболее активно сотрудничали с американскими партнерами, Conoco и Exxon.

Еще в далеком 1990 году Министерство геологии СССР, Архангельскгеолдобыча и Conoco подписали соглашение о подготовке ТЭО освоения блока, объединявшего Хыльчуюское, Южно-Хыльчуюское, Ярейюское, Инзырейское месторождений и участок недр северной части Колвинского мегавала и Хорейверской впадины, расположенной в НАО. Все 1990-е годы партнеры планировали реализовать проект под названием Северные территории на условиях СРП, т.к. он был нерентабелен при обычном налоговом режиме, и он так и оставался на стадии благих намерений.

Кроме того, в 1992 году Conoco вместе с Архангельскгеолдобычей создала СП Полярное сияние, чтобы разрабатывать Ардалинскую группу месторождений2 в Тимано-Печоре. После этого американская компания стала крупнейшим иностранным инвестором в российскую нефтянку. На тот момент Тимано-Печора считалась одной из самых многообещающих новых нефтяных провинций России. В начале разработки извлекаемые запасы группы оценивались в 16 млн.тонн, и нефть с месторождений поставлялась по трубопроводу Усинск-Ярославль на экспорт в Европу.

Полярному сиянию пришлось испытать все традиционные проблемы, с которыми сталкивались в России иностранные компании. Показательно, что Эрик Белл, президент Conoco International Petroleum Company, сказал в 2001 году в интервью журналу «Нефть и капитал», что Полярное сияние – это реально работающий, динамичный проект, который поставляет нефть на рынок с 1991 года. К сожалению, как он отметил, на тот момент возникли проблемы, которые не позволяют вовремя запустить нефтедобычу на месторождениях-спутниках. В первую очередь, это трудности с администрацией НАО, которая требует пересмотра лицензий, полученных в 1991 году. Белл откровенно признался: «Скажу честно, что если бы мы знали в начале проекта, что условия его будут меняться, мы бы никогда в него не вошли».

Другим партнером Conoco был ЛУКОЙЛ. В 1998 году ЛУКОЙЛ подписал с Conoco меморандум о совместном освоении Тимано-Печоры, а после этого выкупил на аукционе госпакет в 23.5% акций Архангельскгеолдобычи (контрольный пакет компании к тому времени уже принадлежал ЛУКОЙЛу). Меморандум также касался зависшего на тот момент проекта Северные территории, где Архангельскгеолдобыча имела 50%.

Еще одним американским первопроходцем в России в начале 1990-х годов стал Exxon. Тогда американский мейджор пригласил Роснефть поучаствовать в одном из ведущих проектов СРП – Сахалине-1. Очевидно, он рассчитывал, что участие государственной компании обеспечит правительственную поддержку проекту; к тому же, Роснефть обладала значительным опытом работы на Сахалине, а Exxon всегда старался иметь сильных местных партнеров. Осенью 1993 года японская SODECO, Exxon, российское Министерство топлива и энергетики и Сахалинморнефтегаз, «дочка» Роснефти, провели переговоры о запуске Сахалина-1. Exxon твердо настаивал на том, чтобы проект осуществлялся на условиях СРП. СРП по Сахалину-1 было подписано 30 июня 1995 года, и первоначально участниками проекта были Exxon, оператор с 30%, SODECO тоже с 30%, а оставшиеся 40% поделили между собой Сахалинморнефтегаз-Шельф и Роснефтью.

Но все проекты СРП в России (и Харьяга, и оба сахалинских) продвигались со скрипом, и иностранные инвесторы в 1990-х годах единогласно утверждали, что отсутствие четких правил и норм в сфере СРП – одно из основных препятствий к привлечению международного капитала в российскую нефтянку. И действительно, Россия в связи с этим несла существенные убытки. Так, в 1999 году в связи с отсутствием положительного заключения государственной экологической экспертизы, Exxon Neftegas не смог пробурить разведочную скважину на месторождении Чайво, в результате чего проект задержался на целый год, а Россия потеряла порядка 30 млн долл. Заключение экологической экспертизы не выдала из-за различий в толкованиях некоторых статей экологического законодательства, и, по словам Игоря Фархутдинова, в то время губернатора Сахалина, из-за сопротивления оппонентов и конкурентов проекта.

Жить стало лучше, жить стало веселее

В 2000-е годы цены на нефть начали расти, добыча нефти – увеличиваться, позиции российских нефтяных компаний – укрепляться. На фоне усиливающегося огосударствления российского нефтегазового сектора все ярче стали проступать признаки «ресурсного национализма». Иностранным компаниям теперь отводилась роль миноритарных партнеров российских игроков, в первую очередь Газпрома и Роснефти.

«Ресурсный национализм» четко проявился в понятии стратегических месторождений. В 2005 году было решено обновить прежний Закон «О недрах». Одна из важнейших поправок к нему ограничивала роль иностранцев в освоении стратегических месторождений: к ним отныне стали допускаться только российские компании, в капитале которых доля нерезидентов ниже 50% и в советах директоров - иностранцев менее половины. Критерий «стратегичности» месторождения постоянно ужесточался: для нефти порог был снижен с 150 млн т до 70 млн т для газа с 1 трлн до 50 млрд куб.м.

Кроме того, в июле 2008 президент Дмитрий Медведев подписал федеральный закон о внесении поправок в закон о континентальном шельфе РФ от 1997 года и некоторые другие законодательные акты. В соответствии с этими поправками, углеводородные запасы континентального шельфа могут разрабатывать лишь российские компании, в которых государство владеет контрольным пакетом, и которые обладают минимум пятилетним опытом работы на шельфе, т.е. только Газпром и Роснефть.

Громким сигналом об изменившемся отношении к участию иностранцев в освоении российских недр послужили новые драматические события вокруг Киринского блока Сахалина-3. В январе 2004 года правительство лишило ExxonMobil и ChevronTexaco3 права работать на Киринском блоке и в режиме СРП, и в обычном лицензионном режиме. Оно мотивировало это тем, что у инвесторов не было документально подтвержденного права на участок шельфа. И государство, и возмужавшие российские компании перестала устраивать ведущая роль, которую иностранцы играли в крупных нефтегазовых проектах, особенно на стратегически важном Дальнем Востоке. Хотя в этом регионе успешно реализовывались лишь проекты Сахалин-1 и Сахалин-2, которыми управляли международные компании.

Не удивительно, что многие иностранные, в том числе американские, игроки, которые рванулись в Россию в начале 1990-х годов, пересмотрели свои планы относительно российской нефтянки, видя, как в 2000-х годах меняется отношение российского государства к международным инвесторам. Список покинувших Россию нефтяных компаний длинный: Aminex, Anderman Smith, Bechtel, British Gas, Deminex, Marathon Oil, Phibro Energy, и т.д., и т.п. К сожалению, в него вошла и ConocoPhillips.

Прощание с первопроходцем

В первой половине 2000-х годов ConocoPhillips активно работала и с ЛУКОЙЛом, и с Роснефтью.

Сотрудничество ЛУКОЙЛ и ConocoPhillips поначалу существенно окрепло. В сентябре 2004 года ConocoPhillips приобрела государственный пакет в 7.59% акций ЛУКОЙЛа за 1.9 млрд.долл., и потом постепенно увеличила свою долю до 20.86%. Сделка получила одобрение на самом верху: еще в июле 2004 года на встрече Владимира Путина с Вагитом Алекперовым и Джеймсом Малва, президентом ConocoPhillips, Владимир Путин отметил, что «вы можете рассчитывать не только на мою поддержку в этом деле [осуществлении долгосрочных инвестиций в российскую экономику]». Так был дан четкий сигнал: отныне иностранные компании могут покупать крупные пакеты российских нефтяных компаний только с его благословения.

Но, несмотря на такое триумфальное начало стратегического партнерства, дальше дела пошли существенно хуже. В 2005 году ConocoPhillips (30%) и ЛУКОЙЛ (70%) создали компанию Нарьянмарнефтегаз, чтобы заниматься разработкой севера Тимано-Печоры, в первую очередь крупного Южно-Хыльчуюского месторождения. Партнеры запустили его в 2008 году, ожидая, что оно поможет приостановить падение добычи ЛУКОЙЛа в Западной Сибири. Но эти расчеты не оправдались из-за серьезной ошибки, допущенной геологами. В 2008 году доказанные запасы Южно-Хильчуюского месторождения оценивались в 70 млн т, но уже в 2010 году добыча на нем стала снижаться, с 7 млн т в 2009 году до 3.3 млн т в 2011 году (в том же году запасы были переоценены до 20 млн т).

Более того, многие эксперты ожидали, что именно ConocoPhillips пойдет вместе с ЛУКОЙЛом на тендер по разработке Западной Курны-2 в Ираке; но в декабре 2009 года победу одержал ЛУКОЙЛ вместе с норвежской Statoil.

В Америке сотрудничество ЛУКОЙЛа с ConocoPhillips тоже шло не совсем гладко. ЛУКОЙЛ был практически единственной российской нефтяной компанией, закрепившейся в США: в 2000 году он купил Getty Petroleum Marketing, обладавшей правами долгосрочной аренды 1300 АЗС и сети нефтехранилищ на восточном побережье. Затем в 2004 году приобрел у ConocoPhillips сеть из 795 АЗС, расположенных в штатах Нью-Джерси и Пенсильвания, работавших под брендом Mobil. Но в декабре 2007 года ЛУКОЙЛ начал избавляться от 162 АЗС, купленных у своего партнера, а в начале 2011 года продал и Getty Petroleum Marketing. К 2016 году число его американских АЗС сократилось до 285.

А в марте 2010 года ConocoPhillips объявила, что намеревается продать свою долю в ЛУКОЙЛе: сначала она реализовала 1.66% на рынке, а потом в августе «дочка» ЛУКОЙЛа выкупила 7.59% за 3.44 млрд долл. Леонид Федун, вице-президент ЛУКОЙЛа, объяснил, что компанию считала своим патриотическим долгом, чтобы эти акции остались в России. Затем ЛУКОЙЛ вернул остальные 11.6% своих акций.

В 2012 году ЛУКОЙЛ приобрел долю ConocoPhillips в Нарьянмарнефтегазе и стал его полновластным владельцем. Так закончилось стратегическое партнерство американского мейджора и ЛУКОЙЛа.

СonocoPhillips также рассчитывала на совместную с Газпромом разработку Штокмановского газоконденсатного месторождения в Баренцевом море. 16 сентября 2005 года Газпром обнародовал short list партнеров для дальнейших детальных переговоров по Штокману. В него вошли ConocoPhillips и Chevron (США), Statoil и Norsk Hydro (Норвегия) и Total (Франция). В течение полугода Газпром обещал сформировать финальный список из двух-трех компаний. Американцы в финальный список не попали. Правда, в конечном итоге Газпром решил разрабатывать Штокман самостоятельно, а потом и вовсе отложил проект в долгий ящик.

Недавно прервались и многолетние отношения ConocoPhillips с Роснефтью.

В 2003, Роснефть как материнская компания Архангельскгеолдобычи приобрела 50% в Полярном сиянии, став полноправным партнером ConocoPhillips. Но скоро добыча СП стала снижаться: с 700 тыс. т в 2010 до 410 тыс.т в 2014, и эксперты тогда предсказывали, что падение продолжится.

Оба партнера решили избавиться от Полярного сияния. Роснефть занималась построением своей нефтяной империи, и ей было не до такого мелкого и проблемного актива. В середине декабря 2015 года Роснефть объявила о закрытии сделки по продаже своей доли в СП. Информация же о возможном уходе ConocoPhillips из Полярного сияние появилась еще летом 2014 года, после того, как США и ЕС ввели санкции в отношении России.

Джеймс Малва, президент ConocoPhillips, объяснял свое решение тем, что негосударственные компании в России имеют весьма незавидные перспективы, поскольку не могут рассчитывать на получение доступа к крупным месторождениям. Кроме того, повлияли и политическая напряженность вокруг России и падающие цены на нефть. ConocoPhillips вышла из Полярного сияния в 2015 году, продав свою 50% долю. Так завершилась 25-летняя история деятельности американского первопроходца в России.

Наш несгибаемый Сахалин-1.

В 2000-2010-х годах проблемы Сахалина-1, начавшиеся в 1990-х годах, заметно обострились. В начале 2000-х годов проекты СРП подверглись жестким нападкам Михаила Ходорковского, который практически похоронил этот режим в России. Кроме того, правительство стремилось поставить «свои» компании в качестве операторов в наиболее важных нефтегазовых проектах. Так, Газпром вошел в проект Сахалин-2, сменив Shell в качестве оператора, а Зарубежнефть – в Харьягинский проект, вытеснив с позиций оператора Total. Пока что Сахалин-1 избежал этой судьбы, но и у него в последние годы возникало множество трудностей, несмотря на участие Роснефти в проекте в 20%4 . Например, в конце 2005 года ExxonMobil направил в российское министерство энергетики запрос об увеличении затрат Сахалина-1 на 33%, с 12.8 млрд долл. до 17 млрд долл., напомнив, что утвержденные затраты исчислялись в ценах 2002 года. Но министерские чиновники возмутились этим запросом, и в октябре 2006 года Счетная палата провела проверку Сахалина-1, решив по ее итогам, что финансовые и экономические условия его реализации не позволят России получить более 15% углеводородов, которые она должна делить с иностранными инвесторами.

Фактически проблемы Сахалина-1 были в основном связаны с Газпромом, особенно из-за планов по поставкам газа в Китай. Сахалин-1 не начинал промышленную добычу газа, поскольку не мог найти на него покупателей. Газпром же настаивал на том, чтобы все поставки газа из России осуществлялись через единый экспортный канал, т.е. Газпром, хотя по закону об экспорте газа это условие не относится к сахалинским СРП.

Настоящие беды Сахалина-1 начались в октябре 2006 года, когда Exxon Neftegas подписал предварительное соглашение с китайской CNPC о строительстве трубопровода мощностью в 8 млрд куб.м/год с Сахалина на северо-восток Китая. Стоит ли удивляться, что Газпром стал жестко противиться этим планам Exxon Neftegas. Летом 2007 года Александр Ананенков, заместитель председателя правления Газпрома, заявил, что газ Сахалина-1 должен идти на внутренний рынок, а не на экспорт, и оценил спрос на голубое топливо четырех дальневосточных регионов в 15 млрд куб.м/год. Безусловно, российский газ следует поставлять на Дальний Восток страны, где уровень газификации все еще крайне низок. Но желание Газпрома закупать весь газ Сахалина-1 диктовалось не только заботой газовой монополии о российских регионах, но и тем, что Газпром сам собирался продавать его в Китай, и ему не нужна была конкуренция со стороны ExxonMobil.

В результате, только в 2007 году Сахалин-1пережил около сотни различных проверок, которые не выявили никаких нарушений. Но его проблемы продолжались. В 2009 году Счетная палата обвинила Сахалин-1 в невыполнении годовых планов буровых работ за 2008 год: проект должен был завершить бурение морских скважин с платформы Орлан, но эта деятельность была отложена до 2009 года.

В 2010 году министерство энергетики выразило неудовольствие тем, что Exxon Neftegas все еще не решил, как и кому продавать газ, и Александр Хорошавин, губернатор Сахалина, тогда объявил, что государство может заменить оператора Сахалина-1.

Кроме того, в 2010 году Exxon Neftegas вдвое увеличил бюджет проекта, который достиг 95.3 млрд руб., и снизил его производственные показатели. В результате, по мнению Счетной палаты, доходы государства от проекта сократились почти в два раза. Аудиторы предупредили, что оператор Сахалина-1 может смениться, и одновременно Газпром начал обсуждать возможность вхождения в проект.

Глен Уоллер, глава российского подразделения ExxonMobil, дипломатично признал, что Сахалин-1 испытывал определенные сложности с получением лицензий и согласованием в многочисленных ведомствах. «Обязательная документация для проекта составляет несколько тысяч страниц. Нам даже пришлось получать разрешение у центра по охране культурного наследия. Но мы научились успешно работать в этих рамках – у нас никогда нигде не было задержек». Глен Уоллер при этом отметил, что когда Игорь Сечин как президент Роснефти стал поддерживать проект, процесс согласований пошел более оперативно.

Однако антироссийские санкции возымели сильное и подчас неожиданное воздействие на российскую нефтяную промышленность в целом, и на проект Сахалин-1 в частности (хотя они на него и не распространяются).

В начале 2015 года ExxonMobil стал настаивать на снижении ставок налога на прибыль для Сахалина-1 с 35% до 20% и возмещении излишних налогов, которые он заплатил в прошлом. Сахалин-1 вышел на уровень безубыточности в 2008 году, и с 2009 года его участники выплачивали налог на прибыль по ставке в 35%, хотя в 2009 году этот налог в России был снижен до 20%.

ExxonMobil добивался уменьшения ставки налога для Сахалина-1 с 2009 года, но до недавнего времени компания, которая стала стратегическим партнером Роснефти в 2011 году, довольно спокойно воспринимала ситуацию. Однако санкции практически похоронили сотрудничество между Роснефтью и ExxonMobil, и, соответственно, мейджор радикально изменил свою позицию по этому вопросу. В марте 2015 года Рекс Тиллерсон прибыл в Москву, чтобы вести переговоры относительно налогов, но не достиг соглашения с российскими властями. В конце марта ExxonMobil подал иск в Стокгольмский арбитражный суд, настаивая на изменении налоговых статей соглашения о разделе продукции по Сахалину-1. Он требовал возвращения переплаченных налогов в размере 500 млн.долл. Наше министерство финансов на это ответило, что Россия никому ничего не должна, и будет отстаивать свою точку зрения. Показательно, что Роснефть поддержала ExxonMobil в этом конфликте: в мае 2015 года Игорь Сечин заявил, что в принципе занимает такую же позицию.

Конфликт нарастал: в июне 2015 года правительство обсуждало результаты проверки проектов СРП, и у него появились «серьезные вопросы» относительно выполнения Сахалином-1 условий лицензии. Летом того же года по указу вице-премьера Аркадия Дворковича Ростехнадзор и Росприроднадзор провели инспекцию сахалинских СРП, но не нашли каких-либо серьезных нарушений в Сахалине-1.

Ситуация изменилась после того, как 9 марта 2017 году Даррен Вудс, новый глава ExxonMobil, встретился с Владимиром Путиным, а потом обсудил возможный компромисс с Александром Новаком, министром энергетики, и Игорем Сечиным. В апреле 2017 года Министерство финансов и Exxon Neftegas решили все-таки найти внесудебное решение их налогового спора на 637 млн.долл. (сумма требований выросла после того, как был подан иск).

Но все равно не устранен основной камень преткновения Сахалина-1 с Газпромом по поводу продаж газа. Влада Русакова, вице-президент Роснефти, недавно заявила, что Роснефть считает проект Дальневосточный СПГ основным вариантом для поставок газа Сахалина-1. Компания также рассматривает другие альтернативы монетизации газовых запасов, включая продажу голубого топлива для расширения проекта Сахалин-2, если его оператор, Sakhalin Energy, сделает Сахалину-1выгодное предложение. Но пока что вопрос этот повис в воздухе, поскольку Роснефти до сих пор никогда не удавалось придти к соглашению с Газпромом по газу.

Каким образом Сахалин-1 избежал судьбы Сахалина-2 и Харьяги в плане замены оператора? Возможно, российское руководство сочло риск международных судебных процессов с американским мейджором неоправданно высоким, зная, что несгибаемый ExxonMobil не сломить административным давлением. Или же Роснефть смогла защитить Сахалин-1 от вхождения Газпрома в проект – хотя и не уберегла его от нападок властей.

Один в море не воин

За последние годы сильно изменилось отношение и российского правительства, и госкомпаний к участию международных игроков в освоении континентального шельфа России. Пока цены на нефть были высокими, у российских корпораций хватало средств для реализации шельфовых проектов (хотя долги Газпрома и особенно Роснефти ограничивали их инвестиционные программы), но они не обладали достаточным опытом работы и современными технологиями морской добычи. Всем было ясно, что привлекать иностранцев все-таки придется, особенно после кризиса 2008-2009 годов усугубленного падением цен на нефть.

Вначале в июне 2010 года Роснефть пригласила Chevron поучаствовать в ее проектах в Черном море. Там она владеет геологоразведочной лицензией на Западно-черноморский участок и прилегающий к нему Туапсинский прогиб. Ожидалось, что геологоразведка начнется в 2011 году, и расходы на нее должны были составить 1 млрд.долл. Chevron обязался обеспечить финансирование на первом этапе. Но весной 2011 года Chevron вышел из проекта: мейджора не устроили результаты сейсмики, которые не выявили промышленных запасов углеводородов, а также определенные условия сотрудничества, на которых настаивала Роснефть.

Практически одновременно, 27 января 2011 года в Давосе Роснефть и ExxonMobil заключили соглашение о совместном освоении углеводородных запасов Черного моря. Параллельно с этим создалось – и сразу же сорвалось - стратегическое партнерство Роснефти с ВР, которое подразумевало совместные работы в Арктике (освоение участков Восточно-Приновоземельских-1, 2 и 3 в Карском море) и обмен акциями между компаниями.

Не теряя времени, Роснефть отправилась на поиски новых партнеров и летом 2011 года в Сочи Эдуард Худайнатов, тогдашний президент госкомпании, и Нил Даффин, глава ExxonMobil Development, подписали соглашение о стратегическом сотрудничестве.

Соглашение с ExxonMobil практически идентично тому, что Роснефть подписывала с ВР: его главная цель – освоение шельфа. Партнеры создали СП, в котором Роснефть владеет 66.7%, а ExxonMobil – 33.3%. Помимо Карского моря, они должны были продолжать разрабатывать Туапсинский прогиб. Инвестиции могли составить порядка 3.2 млрд долл., из них 2.2 млрд долл. предназначались для Арктики. ExxonMobil брал на себя бремя расходов по геологоразведке и обязался помочь Роснефти с освоением трудноизвлекаемых запасов нефти в Западной Сибири. Кроме того, мейджор должен был пригласить Роснефть в свои геологоразведочные проекты в Мексиканском заливе, США и Канаде. Правда, в отличие от соглашения с ВР, партнерство с ExxonMobil не предусматривало обмен акциями.

На презентации альянса Роснефти и ExxonMobil в США Игорь Сечин сказал, что по масштабам он превышает такие проекты как первый выход человека в открытый космос или полет на Луну, а по объему инвестиций – освоение бразильского шельфа или Северного моря.

В феврале 2013 года Роснефть и ExxonMobil расширили свое стратегическое сотрудничество, включив в него еще 7 лицензионных участков в Арктике общей площадью 600 тыс.кв.км в Чукотском море, море Лаптевых и Карском море. Кроме того, партнеры планировали оценить возможность строительства завода по сжижению газа на Дальнем Востоке.

Эксперты задавались вопросом, почему все-таки ExxonMobil вошел в альянс с Роснефтью. Возможно, это было сделано для того, чтобы защитить другие проекты, а именно Сахалин-1, который является приоритетным для мейджора, от нападок властей и решить все его накопившиеся проблемы.

В августе 2014 года Роснефть и ExxonMobil приступили к бурению самой северной скважины в России (Университетская-1 в Карском море на глубине 81 м) с буровой платформы West Alpha. Через полтора месяца партнеры открыли новое месторождение – нефть была обнаружена на лицензионном участке Восточно-Приновоземельский-1. Игорь Сечин заявил: «Это уникальный результат при первом поисковом бурении на шельфе на абсолютно новом месторождении. Это наша общая победа, в ее достижении участвовали наши друзья и партнеры из ExxonMobil, Nord Atlantic Drilling, специалисты Schlumberger, Halliburton, Weatherford, Baker, Trendsetter, FMC. И мы хотим назвать это месторождение «Победа». По оценкам, запасы Победы составляют 130 млн т нефти и 499 млрд куб.м газа в категории С1+С2.

Но празднование Победы было преждевременным. США ввели антироссийские санкции, и ExxonMobil был вынужден свернуть практически все свои проекты в России, кроме Сахалина-1.

На этом американская компания может понести убыток порядка 200 млн.долл. Она уже пострадала из-за сотрудничества с Роснефтью: в 2017 году Министерство финансов США оштрафовало ExxonMobil на 2 млн долл. за нарушение режима санкций. В мае 2014 года компания подписала 8 соглашений с Игорем Сечиным, хотя он уже вошел тогда в санкционный список. Мейджор на это ответил, что подписывал соглашение с президентом Роснефти, а не лично с Игорем Сечиным.

Сможет ли Роснефть обойтись без ExxonMobil? С одной стороны, Роснефть самостоятельно пробурила Центрально-Ольгинскую скважину в море Лаптевых (самую северную в Восточной Арктике) и в июне 2017 года объявила об открытии там нового месторождения. С другой стороны, в 2017 году из-за отсутствия соответствующих технологий Роснефть отложила бурение на совместном проекте с ExxonMobil — Южно-Черноморском участке Черного моря. Так что без западного партнера работы явно осложняются, и это может повлиять на сроки их реализации.

***

Итак, итоги двух с лишним десятилетий сотрудничества российских и американских нефтегазовых компаний в целом разочаровывают, особенно с учетом нереализованных колоссальных возможностей. Показательно, что европейские компании, такие как ВР или Shell, достигли в России гораздо большего: очевидно, для Европы российские углеводороды важнее, чем для США, поскольку собственные добычные возможности у нее практически исчерпаны, и поэтому европейцы больше склонны идти на уступки и терпимее относятся к особенностям национального российского бизнеса.

Причин для подобного разочарования в энергетическом сотрудничестве России и США много: и внутрироссийских, и внешнеполитических. Кто больше виноват и кто сильнее пострадал от этого, российские или американские компании, судите сами. Но прежде чем сделать вывод, вспомните слова Мэттью Саггерса, одного из ведущих экспертов IHS по энергетике России и СНГ: «В прошлом казалось, что углеводороды священны, а у России их много, значит, мы должны быть там. Теперь все по-другому: углеводороды есть во многих местах, например, в Виллистоне, штат Северная Дакота, больше не нужно ехать во все эти экзотические места».

Текстовые сноски на индексы в статье

1 Первоначально участниками Сахалин-2 были Marathon, McDermott, Mitsui, Mitsubishi и Shell, но две американские компании скоро вышли из проекта.

2 Ардалинское, Восточно-Колвинское, Ошкотынское, Западно-Ошкотынское и Центрально-Хорейверское месторождения.

3 В конце 1990-х годов слились компании Exxon и Mobil, образовав ExxonMobil, а также Chevron и Texaco, образовав ChevronTexaco, впоследствии просто Chevron.

4 В 2001 году в проект вошла индийская ONGC, приобретя половину доли Роснефти и Сахалинморнефтегаза, т.е. 20%.

Использованная литература

1. Алекперов В.Ю., Нефть России: прошлое, настоящее и будущее, Москва, Креативная экономика, 2011.

2. Михайлов А., Субботин М., Яблоко и СРП, Москва, Интеграл-Информ, 2003.

3. Пусенкова Н.Н., Российская нефтяная промышленность. Двадцать лет, которые потрясли мир. В: История новой России. Очерки, интервью: в 3 т. / под общ. ред. П.С. Филиппова. СПб.: Норма, 2011.

4. Thane Gustafson, Wheel of Fortune. The Battle for Oil and Power in Russia, Cambridge, Harvard University Press, 2012.

5. Isabel Gorst. LUKOIL: Russia’s Largest Oil Company. In: The Changing Role of National Oil Companies in International Energy Markets. Houston, James Baker Institute for Public Policy, 2007.

6. Nina Poussenkova. Lord of the Rigs: Rosneft as a Mirror of Russia’s Evolution. In: The Changing Role of National Oil Companies in International Energy Markets. Houston, James Baker Institute for Public Policy, 2007.

7. Журнал Нефть и капитал, 1994-2018 годы

8. Журнал Нефтегазовая вертикаль, 1999-2018 годы.

9. Журнал Нефть России, 2004-2018 годы.

10. Газета Ведомости, 2005-2018 годы.

11. Газета Коммерсантъ, 1995-2018 годы.

12. www.rosneft.ru

13. www.lukoil.ru