Font Size

Cpanel

Ледовый поход. Готовы ли мы к экологически устойчивой добыче углеводородов в Арктике?

Н.Н. Пусенкова

   Россия начинает поход в Арктику, свою будущую нефтегазовую провинцию. К такому походу готовиться необходимо заранее и очень тщательно, и не только технологически и финансово. При этом большой вопрос - насколько отечественные энергетические компании и чиновники представляют себе возможные экологические последствия реализации арктических нефтегазовых проектов? Ведь в Арктике слабо изучен не только ресурсный потенциал, но и особенности мер по сохранению северных особо уязвимых экосистем. К тому же не до конца оценены риски, связанные с изменением климата. Так, с уменьшением ледового покрова на арктических морях, что облегчает судоходство по Северному морскому пути, происходит таяние вечной мерзлоты на суше, способное повредить трубопроводную инфраструктуру. Поэтому в Арктике, как ни в одном другом регионе мира, России, как ни одной другой стране, сегодня необходимо думать не только о дороговизне и технической сложности начинания, но и об ущербе, который может быть нанесен хрупкой северной природе.

Мы пойдем на север… Экологически безопасное освоение углеводородных ресурсов Арктики - особенно серьезный вызов для России, поскольку у нас за плечами печальный опыт покорения Западной Сибири. Ведь когда там с нуля формировалась нефтяная промышленность, стремление партии и правительства как можно скорее выкачать из недр как можно больше черного золота привело к тяжелейшему экологическому ущербу, последствия которого до сих пор расхлебывают российские нефтяные компании и местное население. Не повторить бы старые ошибки при создании новой арктической нефтегазовой провинции…
И ошибки не заставили себя ждать – возьмем извечную российскую проблему с утилизацией попутного нефтяного газа (ПНГ). Задача выйти на уровень в 95% поставлена давно, но пока она решается с трудом. Вернее, ее решили некоторые частные компании, например, Сургутнефтегаз, но из рук вон плохие показатели демонстрируют государственные. У Газпром нефти уровень утилизации ПНГ составляет 55.2%; а у Роснефти он снижается с 56.2% в 2010 году до 53.7% в 2011 и 48.6% в 2012 году. А ведь осваивать Арктику будут именно государственные компании…
Более того, пугает, что проблема утилизации попутного газа стоит особо остро именно в новых нефтяных провинциях. Сейчас в Ненецком автономном округе, Ямало-Ненецком автономном округе и на севере Красноярского края, где стартуют крупномасштабные нефтяные проекты, компании вкладывают основные средства в разработку и добычу, и гораздо меньше внимания уделяют газопереработке. Так, по добыче попутного газа на второе место в России вырвалась Восточная Сибирь (7,5 млрд.куб.м или 11%): там запускаются месторождения Красноярского края и Иркутской области. Она уже почти догнала Ханты-Мансийский автономный округ по общероссийской доле сжигания ПНГ в факелах (31% и 33%, соответственно), хотя объемы добычи нефти в этих двух регионах несопоставимы. Почему горит попутный газ? Не развита инфраструктура добычи, транспортировки и переработки газа, а центры потребления расположены очень далеко. Основная доля сжигания ПНГ в Восточной Сибири приходится на Ванкор, разрабатываемый Роснефтью. Очевидно, этот прискорбный факт – результат того, что компания торопилась (или ее торопили) запустить месторождение-гигант, нефть которого должна была идти на заполнение нефтепровода Восточная Сибирь – Тихий океан (ВСТО): опять, почти как при социализме, экология приносится в жертву политическим соображениям. А как будет решаться проблема с попутным газом, когда добыча нефти начнется на арктическом континентальном шельфе?
Да и прорывы на ВСТО и проблемы с гидратными пробками на газопроводе Сахалин-Хабаровск-Владивосток показывают, что у нас до сих пор далеко не все благополучно с обеспечением экологической безопасности при строительстве нефтегазовых объектов. Нефтяников и газовиков нередко подводят подрядчики и поставщики. И если иностранные корпорации обычно сотрудничают с ними, повышают квалификацию их сотрудников, в том числе прививая им культуру экологической сознательности, то для российских компаний эти элементы производственной цепочки по-прежнему остаются поистине слабым звеном.
Более того, Роснефть, приобретая на заемные средства ТНК-ВР, влезает в огромные долги. В таких ситуациях компаниям обычно приходится экономить. И, к сожалению, может возникнуть соблазн сэкономить на природоохранных затратах.
А ведь освоение Арктики – дело дорогое, во многом за счет расходов на обеспечение экологической безопасности. Хотя менталитет наших компаний, особенно выходящих на мировые рынки, постепенно меняется, все равно они зачастую рассматривают затраты на охрану природы лишь как тяжкое финансовое бремя. Российские нефтяники и газовики, в отличие от многих зарубежных коллег, пока не полностью готовы к тому, чтобы видеть в природоохранной деятельности способ повышения своей конкурентоспособности. В принципе, и Газпром, и Роснефть публикуют экологические отчеты и отчеты в области устойчивого развития. Но что это для них – дань моде или проявление реальной корпоративной социальной ответственности, понимание, что чем экологичнее, тем экономически эффективнее? А пока они до конца не прочувствуют, что экологическая благонадежность – обязательное условие повышения их финансовой устойчивости, простого принятия правительством более жестких экологических норм будет не достаточно. Ведь, как известно, в России строгость наших законов компенсируется необязательностью их исполнения. А у влиятельных государственных энергетических корпораций может возникнуть соблазн добиться пересмотра в свою пользу экологического законодательства (или его проигнорировать).
И наше правительство, в отличие от правительств стран ОЭСР, еще не умеет создавать условия, при которых компаниям не только не выгодно нарушать экологическое законодательство, но и выгодно его выполнять. А сейчас экологические аспекты работы зарубежных нефтегазовых компаний приобретают весьма четкое финансовое выражение.
Экологизация финансов. Нарушать экологическое законодательство всегда было крайне накладно. Разлив нефти 1989 года на Аляске с танкера Exxon Valdez дорого обошелся компании - Exxon выделила 300 млн.долл. местным жителям и компаниям, пострадавшим от аварии, потратила 2 млрд.долл. на ликвидацию ее последствий и уплатила штраф в 1 млрд.долл. федеральным и штатным властям. Упала ее капитализация, и пострадал имидж.
На загрязнителей природы с давних пор оказывали давление правительства, неправительственные организации и сознательные потребители, бойкотирующие производимую ими продукцию. Сейчас их «строят» и собственные акционеры. Например, руководство Statoil честно признает, что ее акционеры (государство – 67%, остальное - норвежские и иностранные юридические и физические лица), конечно, хотят, чтобы компания работала с прибылью. Но они пристально следят за тем, чтобы везде, и в Норвегии, и за рубежом, Statoil свято соблюдала три магические буквы – HSE (Health, Safety and Environment) – здравоохранение, безопасность и экология. Так, Statoil, подверглась жесткой критике своих миноритариев за то, что стала активно участвовать в разработке нефтеносных песков провинции Альберта – экологически «грязном» производстве. Соответственно, задача компании по канадским нефтеносным пескам – разрабатывать новую технологию, которая позволит сократить издержки и снизить экологическое воздействие добычной деятельности. Она планирует уменьшить выбросы СО2 от добычи нефти из битуминозных песков на 25% к 2020 году и более чем на 40% к 2025.
А в новом тысячелетии и международные финансовые институты, которые все больше «зеленеют», стали воспитывать бизнес по нескольким направлениям.
Во-первых, за него взялись пенсионные фонды. Особое место среди них занимает норвежский Government Pension Fund – Global, который был создан в 1990 году.
В прошлом десятилетии капитал Фонда быстро рос благодаря высоким ценам на нефть: в конце 2011 года он составил 653 млрд.долл. Ему принадлежит 1.1% всех глобальных ценных бумаг. Это - крупнейший пенсионный фонд в Европе и второй в мире после фонда ОАЭ, средства которого инвестируются только в зарубежные активы (акции – 60%, облигации – 35% и недвижимость – 5%).
В последнее время к традиционным функциям фонда (передача богатства будущим поколениям; содействие сбалансированному развитию экономики Норвегии; сглаживание эффекта от колебания цен на нефть; управление обменным курсом норвежской кроны) добавилась и новая задача – способствовать повышению сознательности бизнеса. В 2004 году были введены этические руководства для фонда. Теперь запрещаются инвестиции в акции и облигации корпораций, если существует риск того, что их бизнес сопряжен с загрязнением окружающей среды, нарушением прав человека, коррупцией и пр. Компании, не соответствующие этическим стандартам фонда, исключаются из списка возможных объектов инвестирования. За последние годы из него были вычеркнуты более 50 компаний: Singapore Technologies, General Dynamics, Raytheon, Boeing, Honeywell, Rio Tinto и т.п. Интересно, учитываются ли вопросы экологии и этики, когда размещаются средства российского Фонда национального благосостояния?
Во-вторых, банки сейчас тоже озаботились вопросами охраны природы. В 2003 году десять крупнейших банков (ABN AMRO, Barclays, Citigroup, Crédit Lyonnais, CSFB, HVB Group, Rabobank Group, Royal Bank of Scotland, WestLB AG и Westpac Banking Corp.) подписали т.н. Принципы экватора. На том момент банки-подписанты контролировали 30% мирового рынка проектного финансирования. Добровольные принципы Экватора основаны на правилах Мирового банка и Международной финансовой корпорации. В их рамках банки обязуются предоставлять проектное финансирование только тем компаниям (особенно на развивающихся рынках), которые будут осуществлять проекты, четко соблюдая стандарты экологической и социальной ответственности. Поначалу принципы распространялись на проекты, стоимость которых превышала 50 млн.долл., но потом правила ужесточились, и потолок был снижен до 10 млн.долл.
На сегодня под Принципами Экватора подписались уже 77 банков: к отцам-основателям примкнули и такие гиганты, как Bank of America, BNP Paribas, J.P.Mogran, Lloyds Banking Group, Societe General, Wells Fargo. В длинном списке, к которому все активнее присоединяются институты из развивающихся стран, в том числе из нефтегазодобывающих (Бразилии, Мексики, Омана), до сих пор нет ни одного российского финансового института…
В-третьих, фондовый рынок также помогает в воспитании бизнеса. Экологически и социально ответственные инвесторы все больше ориентируются на Dow Jones Sustainability Index, созданный в 1999 году. Это – первый глобальный индекс, отслеживающий финансовые показатели ведущих экологически устойчивых компаний по всему миру. В конце 2011 года в него входили 23 нефтегазовые компании, в том числе Statoil и ENI.
Список из 100 наиболее устойчивых компаний мира составляет и консультативная фирма Corporate Knights, которая борется за «экологически чистый капитализм». В 2010 году его возглавила Statoil, в 2012 году норвежская корпорация была на третьем месте.
Ни в одном, ни в другом индексе российские ВИНК не представлены. А ведь это было бы важным элементом их позитивного имиджа, особенно для тех, кто стремятся превратиться в глобальные энергетические компании мирового класса.
В-четвертых, и фондовые биржи взялись за озеленение компаний – своих клиентов. Летом 2012 года, в преддверии конференции ООН по устойчивому развитию, инициативная группа из пяти фондовых бирж - NASDAQ OMX, BM&FBOVESPA, Фондовая биржа Йоханнесбурга, Стамбульская фондовая биржа и Египетская биржа - объявила о стремлении стимулировать долгосрочные экологически устойчивые инвестиции на своих рынках. Эти биржи, где котируются акции более 4600 компаний развивающихся и развитых рынках, добровольно обязуются работать с инвесторами, компаниями и регуляторами, чтобы поддерживать такие инвестиции и побуждать компании, имеющие листинг на биржах, улучшать раскрытие информации и свои показатели по экологическим и социальным аспектам деятельности и корпоративному управлению.
Все эти новые явления на глобальных финансовых рынках обходят нас стороной. Или, точнее, российский бизнес пытается влиться в международное деловое, в том числе финансовое, сообщество, но не участвует в тех процессах, которые в нем развиваются, и не торопится принять нормы поведения, которые сейчас становятся обязательными для цивилизованного мира.
В результате встает законный вопрос: какие механизмы и силы будут обеспечивать в России экологическую безопасность при освоении углеводородных запасов Арктики? Министерству природных ресурсов и экологии будет сложно играть двойную роль – «лесничего» и «охотника» в экологической сфере, да и не просто обеспечить строгое соблюдение природоохранных норм и правил всесильными Газпромом и Роснефтью. Экологические организации сейчас находятся в тяжелом положении после принятия закона об НКО. Правительство неохотно прислушивается к экспертному сообществу, особенно тем его представителям, чья точка зрения расходится с официальной. Акционеры ВИНК пока реально озабочены в основном доходностью своих инвестиций. Население в целом равнодушно и пассивно и чаще всего проявляет экологическую сознательность в тех ситуациях, которые непосредственно его затрагивают (правда, планы по прокладке ВСТО вблизи озера Байкал все-таки всколыхнули общественность по всей России). Российские финансовые институты крайне далеки от экологии…
И все-таки она зеленеет… Но сейчас наши энергетические компании могут на практике усвоить, что экология способна мирно уживаться с экономикой и эффективностью. Ведь Роснефть образовала СП с ExxonMobil, ENI и Statoil, в том числе для работы в Арктике (и, что радует, подписала с ExxonMobil и Statoil декларацию о бережном освоении арктического шельфа). Так россияне при создании северной нефтегазовой провинции получили уникальную возможность перенять у западных партнеров менталитет экологически устойчивого развития. Ведь современное очистное оборудование можно закупить на рынке. Но новому подходу к природоохранному менеджменту, экологической ответственности и принципам производственной безопасности (не самым сильным нашим национальным особенностям) можно научиться лишь благодаря совместному повседневному труду с продвинутыми иностранными коллегами. Недаром российские сотрудники, работающие в мейджорах, признают, что поневоле проникаются культурой экологической сознательности и производственной безопасности, которой пропитано все в этих компаниях.
А ведь Роснефть, пустившая иностранных нефтяников на наш арктический шельф, взамен рассчитывает на доступ к их активам за рубежом, например, планирует вместе со Statoil поучаствовать в освоении ресурсов Северного моря и норвежского сектора Баренцева моря, а также получить долю в международных проектах норвежской компании. Естественно, и норвежцы, и все мировое сообщество в целом, будут оценивать нашу глобализирующуюся госкомпанию не только по ее производственным и финансовым показателям и технологическим компетенциям, но и по готовности и умению соблюдать общепринятые в современном бизнесе принципы экологически устойчивого развития, особенно при работе в зарубежной Арктике. И для наших нефтяных компаний препятствием к международной экспансии может стать уже не только политический, но и экологический фактор - если они не усвоят современные правила игры в этой сфере.
Пока же наши корпорации и правительство не проникнутся новым экологическим менталитетом (который пригодится и в старых нефтегазодобывающих районах), может и не надо рваться покорять Арктику. Ведь внимание всего мира будет приковано к событиям в этом регионе, где любое допущенное нами экологическое нарушение сразу станет достоянием гласности, подрывая международный имидж России как гаранта мировой энергетической безопасности, ее вполне стабильное положение в Арктике среди других приарктических государств, и конкурентные позиции наших нефтегазовых компаний.

Нина Николаевна Пусенкова, к.э.н., с.н.с. ИМЭМО РАН, руководитель Форума «Нефтегазовый диалог»